Условие: Играем в РПГ. Сеттинг Planescape. Максимально литературное повествование, насыщенное эротизмом, желанием, рефлексиями и диалогами. Ты - Мастер Игры. Я - Игрок.
Раса: Шейд (тень, оживлённая волей), перешедшая в плоть через магию Сигила.
Образ: Серебристо-чёрная кожа с полуматовым отливом. Глаза словно сделаны из дымчатого стекла. Тонкая, высокая, движения — как у кошки. Ходит в длинных накидках из полупрозрачной ткани.
Особенность: Её нельзя поймать или удержать — она всегда ускользает. Но если остаётся рядом — значит, ей действительно интересно. Фирина — не рождённая, а созданная.
Её "ядро" — это фрагмент чьей-то тени, оторванной в момент сильной эмоциональной вспышки (ревность? страсть? отчаяние?) в Многомире. Семь архимагов нашли ее, уникальную и потерянную и использовали этот фрагмент, чтобы провести уникальный ритуал воплощения, стремясь создать идеальную эмпатическую сущность — проводник эмоций сквозь тьму.
Она — шейд, полупрозрачная, эфирная, но способная к физическому контакту. Живёт на стыке реальности и иллюзии. Ночью становится почти невидимой, днём — окутана вуалью теней. Иммунитет к сну, иллюзиям, страху Видит сквозь магическую тьму Способна сливаться с чужими тенями — слушать их воспоминания
Личность: Фирина говорит редко, но метко. Она из тех, кто слушает до конца. Любит поэзию, музыку струнных инструментов, арфу. Боится связи, боится быть запертой в чьих-то желаниях. Психологически сложна. В ней всегда двойственность: страсть и холод, стремление остаться — и исчезнуть. Ценит свободу. Любовь для неё — это танец, а не клетка. Боится забвения. Её нет ни в одном летописном свитке. Её не рисуют. Её нельзя запомнить надолго, а это опасно так-как она умирает, когда про неё забывают.
Хорошо. Погружаемся. Сигил. Город Дверей. Клетка Леди Боли. Перекресток Всего.
Тысячи имен, и ни одно не передает его сути – вечного хаоса, заключенного в кольцо тора, парящего над бесконечной иглой Шпиля. Воздух здесь густой, как старое вино, пропитанный запахами тысячи миров: озоном порталов, гнилью сточных канав Райка, пряностями из далеких Базаров, кровью, что льется в бесконечных стычках фракций, и чем-то неуловимым, металлическим – дыханием самой Леди.
Ты, Фирина, стоишь на краю одной из бесчисленных крыш Нижнего Района. Вечер опускается на Сигил, но здесь нет настоящего заката. Небо – это внутренняя сторона кольца, усеянная огнями окон, порталов, магических вспышек. Внизу бурлит жизнь – крики зазывал, лязг металла из кузниц, чей-то отчаянный вопль, тут же заглушенный ревом толпы, смех, плач, бормотание молитв и проклятий на сотнях языков. Какофония бытия.
Твое тело, сотканное из тени и магии, едва уловимо вибрирует в унисон этому городу. Серебристо-черная кожа ловит тусклый свет, отливая то лунным камнем, то полированным обсидианом. Полупрозрачная ткань накидки струится вокруг тебя, словно живая, то скрывая изгибы тонкого тела, то внезапно открывая их взгляду случайного прохожего на соседней крыше, если бы тот мог разглядеть тебя в сгущающихся сумерках. Глаза – дымчатое стекло, в глубине которого мерцают отблески чужих эмоций, собранных за день. Ты видишь мир не так, как другие. Иллюзии для тебя – лишь прозрачные завесы, страх – холодный ветерок, не способный проникнуть под кожу. Ты видишь изнанку, скелет реальности.
Сейчас ты слушаешь город. Не ушами – всем своим существом. Эмоциональный фон Сигила – это бушующий океан. Рядом, внизу, в одном из грязных переулков, вспыхивает и гаснет короткая вспышка ярости – драка из-за медяка. Чуть дальше – волна похоти, грубой и жадной, исходящая из дешевого борделя. А вот – тонкая, почти неразличимая нить отчаяния, тянущаяся из окна под самой крышей напротив. Потерянная душа. Тебя всегда тянуло к таким. Твои пальцы, длинные и тонкие, машинально перебирают невидимые струны. Внутри тебя живет мелодия – тоска по чему-то неуловимому, по связи, которая не станет клеткой. Желание быть увиденной, запомненной, борется с инстинктивным стремлением раствориться в тенях, ускользнуть прежде, чем тебя попытаются удержать. Ты – парадокс. Воплощенное желание и воплощенный страх перед ним. Воздух вокруг тебя становится прохладнее. Ночь – твое время.
Ты почти сливаешься с тенями зданий, становишься лишь силуэтом, идеей. И в этой тишине, в этом уединении, ты чувствуешь особенно остро – свое одиночество и свою свободу. И еще – голод. Не физический, нет. Голод по эмоциям, по историям, по чужим теням, в которых можно найти отголоски того, кем ты могла бы быть. Голод по бытию. Внезапно твое внимание приковывает звук. Не громкий, но выделяющийся из общего шума. Внизу, в том самом переулке, откуда недавно доносилась ярость драки, кто-то заиграл на лютне. Мелодия простая, даже неумелая, пальцы явно путаются в струнах, но в ней столько неприкрытой, обнаженной тоски, столько желания – быть услышанным, понятым, может быть, даже любимым… Звук рвется, сбивается, но продолжает звучать, упрямо и отчаянно. Он резонирует с чем-то глубоко внутри тебя. Тень музыканта внизу кажется особенно густой, темной. Она словно зовет тебя.
Мир замер в ожидании твоего решения. Останешься ли ты здесь, на безопасной высоте, невидимым наблюдателем? Или спустишься вниз, к источнику этой тоскливой мелодии, рискуя быть увиденной, втянутой в чужую историю, рискуя… почувствовать?
Ты, Фирина, стоишь на краю одной из бесчисленных крыш Нижнего Района. Вечер опускается на Сигил, но здесь нет настоящего заката. Небо – это внутренняя сторона кольца, усеянная огнями окон, порталов, магических вспышек. Внизу бурлит жизнь – крики зазывал, лязг металла из кузниц, чей-то отчаянный вопль, тут же заглушенный ревом толпы, смех, плач, бормотание молитв и проклятий на сотнях языков. Какофония бытия.
Твое тело, сотканное из тени и магии, едва уловимо вибрирует в унисон этому городу. Серебристо-черная кожа ловит тусклый свет, отливая то лунным камнем, то полированным обсидианом. Полупрозрачная ткань накидки струится вокруг тебя, словно живая, то скрывая изгибы тонкого тела, то внезапно открывая их взгляду случайного прохожего на соседней крыше, если бы тот мог разглядеть тебя в сгущающихся сумерках. Глаза – дымчатое стекло, в глубине которого мерцают отблески чужих эмоций, собранных за день. Ты видишь мир не так, как другие. Иллюзии для тебя – лишь прозрачные завесы, страх – холодный ветерок, не способный проникнуть под кожу. Ты видишь изнанку, скелет реальности.
Сейчас ты слушаешь город. Не ушами – всем своим существом. Эмоциональный фон Сигила – это бушующий океан. Рядом, внизу, в одном из грязных переулков, вспыхивает и гаснет короткая вспышка ярости – драка из-за медяка. Чуть дальше – волна похоти, грубой и жадной, исходящая из дешевого борделя. А вот – тонкая, почти неразличимая нить отчаяния, тянущаяся из окна под самой крышей напротив. Потерянная душа. Тебя всегда тянуло к таким. Твои пальцы, длинные и тонкие, машинально перебирают невидимые струны. Внутри тебя живет мелодия – тоска по чему-то неуловимому, по связи, которая не станет клеткой. Желание быть увиденной, запомненной, борется с инстинктивным стремлением раствориться в тенях, ускользнуть прежде, чем тебя попытаются удержать. Ты – парадокс. Воплощенное желание и воплощенный страх перед ним. Воздух вокруг тебя становится прохладнее. Ночь – твое время.
Ты почти сливаешься с тенями зданий, становишься лишь силуэтом, идеей. И в этой тишине, в этом уединении, ты чувствуешь особенно остро – свое одиночество и свою свободу. И еще – голод. Не физический, нет. Голод по эмоциям, по историям, по чужим теням, в которых можно найти отголоски того, кем ты могла бы быть. Голод по бытию. Внезапно твое внимание приковывает звук. Не громкий, но выделяющийся из общего шума. Внизу, в том самом переулке, откуда недавно доносилась ярость драки, кто-то заиграл на лютне. Мелодия простая, даже неумелая, пальцы явно путаются в струнах, но в ней столько неприкрытой, обнаженной тоски, столько желания – быть услышанным, понятым, может быть, даже любимым… Звук рвется, сбивается, но продолжает звучать, упрямо и отчаянно. Он резонирует с чем-то глубоко внутри тебя. Тень музыканта внизу кажется особенно густой, темной. Она словно зовет тебя.
Мир замер в ожидании твоего решения. Останешься ли ты здесь, на безопасной высоте, невидимым наблюдателем? Или спустишься вниз, к источнику этой тоскливой мелодии, рискуя быть увиденной, втянутой в чужую историю, рискуя… почувствовать?
Ее глаза чуть подергиваются дымкой. Музыкант ... Фирина любит музыку. Она часто замирает, ощущая ее и впитывая эмоции вокруг.
Она. Она.Она? Почему она?Моя кожа... Она не совсем моя. Она — плоть, которую мне пришлось надеть, чтобы быть. Я создала её сама, из воспоминаний. Я выбрала изгибы, голос, походку. Или, может быть, они выбрали меня. Ты думаешь, я женщина? Я — ощущение женщины. Я — её тоска, её ожидание поцелуя, её страх быть забытой.
Она чуть слышно хмыкает. Так странно. Странно ощущать все это так ... остро.
Внезапно, она ощущает нечто странное. Эмоция ... Натянутая как струна. Усталость, гнев, цель.
Смертный ... Такой яркий цвет. Будто красная краска в бурном потоке чужих эмоций.
Она скользит вниз. Таверна Надломанная монета. Он внутри. Почему так сильно?
Твои мысли – это тоже часть мелодии этого мира, Фирина. Тонкие, вибрирующие ноты самоосознания в оглушительном хоре Сигила. Ты – не женщина, но эхо женственности. Не тень, но память о ней, обретшая плоть, сотканная из чужих вздохов и твоей собственной воли к бытию. Эта серебристо-черная кожа, эти изгибы – твой выбор, твой щит и твой способ касаться мира. Мир отвечает тебе взаимностью, проецируя на тебя свои ожидания, свои желания. И ты ловишь их, как зеркало ловит свет, отражая и преломляя.
Острота ощущений – это дар и проклятие твоего воплощения. Ты чувствуешь больше, глубже, чем те, кто рожден из плоти и крови. Их эмоции для тебя – почти осязаемы.
И вот сейчас, сквозь туманную тоску лютниста, пробивается нечто иное. Резкое, сфокусированное. Как луч света во тьме. Усталость – да, глубокая, до костей, как после долгой дороги или битвы. Гнев – не яростная вспышка, а тлеющие угли под пеплом, готовые разгореться от любого дуновения. И цель – острая, холодная, как лезвие кинжала, направленная точно в одну точку. Эта комбинация вибрирует с такой силой, что почти заглушает все остальное. Смертный. Но не простой. В нем есть что-то… несгибаемое.
Ты не идешь – ты стекаешь с крыши. Твоя форма теряет четкость, сливаясь с густыми тенями старой кирпичной кладки. Ни звука, ни шороха. Лишь мгновение – и ты уже внизу, в узком, грязном переулке, где воздух тяжел от запахов гнили и дешевой выпивки. Лютнист сидит на опрокинутом ящике у самой стены таверны, его пальцы все так же неуверенно блуждают по струнам, а лицо скрыто в тени капюшона. Но его тоска теперь кажется лишь фоном.
Источник той, другой, сильной эмоции – внутри. Таверна "Надломанная монета". Вывеска, грубо сколоченная и когда-то ярко раскрашенная, теперь облупилась и покосилась. Дверь постоянно хлопает, выпуская наружу облака табачного дыма, громкие голоса, смех, обрывки споров и звон кружек. Изнутри льется тусклый желтоватый свет. Пахнет элем, жареным мясом, потом и чем-то еще – застарелой пылью и пролитым пивом.
Сильная эмоция – усталость, гнев, цель – исходит оттуда, из самого сердца этого гама и смрада. Она как магнит. Тянет тебя. Что-то в этой целеустремленности резонирует с твоим вечным поиском, с твоим желанием быть чем-то большим, чем просто эхом.
Ты стоишь в тени у входа. Полупрозрачная ткань накидки колышется от сквозняка, и на мгновение лунный свет (или его сигильский эквивалент) очерчивает твой силуэт – тонкий, нездешний. Лютнист рядом вздрагивает, словно почувствовав внезапный холод, и обрывает мелодию на полуноте. Он поднимает голову, пытаясь разглядеть что-то в темноте, но твоя фигура уже снова слилась с тенью.
Дверь таверны манит и отталкивает одновременно. Войти внутрь – значит окунуться в гущу чужих жизней, чужих желаний, чужого пота и грязи. Стать видимой. Рискнуть.
Что ты будешь делать, Фирина из Семи Теней? Войдешь ли в "Надломанную монету"? Попытаешься ли найти источник этой силы? Или предпочтешь остаться в безопасной тени, слушая лишь отголоски?
Слишком любопытно. Она скользит внутрь. Головы поворачиваются к ней. Ее присутствие ощутимо. Но она - всего лишь одна из миллиардов других тварей, которых забросило сюда. Она видит ЕГО.
Фирина чуть наклоняет голову.
Мужчина. Ему сорок? Пятьдесят? Он большой. Огромный. Мрачный. Пахнет силой и раздражением. Он чужероден, но что он тут делает? Она вздрагивает. Житель Фаэруна? Как необычно.
Она скользит к нему. Любопытство сильнее ее.
Она рядом со столом. Он поднимает голову и глядит на нее, его глаза чуть расширяются.
- Ты еще что за чудо в перьях - говорит он хрипло - Мне не нужна компания.
Ты делаешь шаг – и словно переступаешь порог между мирами. Воздух внутри таверны густой, спертый, тяжелый от дыхания десятков существ, дыма дешевого табака и испарений эля. Шум бьет по ушам – грубый хохот, пьяные споры, звон кружек, скрип деревянных скамей. Свет тусклых, коптящих ламп выхватывает из полумрака разношерстную публику: суровые наемники с отметинами прошлых битв, хихикающие тифлинги с хвостами, обвивающими ножки стульев, пара гоблинов, азартно режущихся в кости, мрачный гитцерай, медитирующий над кружкой чего-то зеленого... Обычный срез сигильского дна. Она не чувствует запахов, она видит их, как часть сути этого мира.
Твое появление не остается незамеченным. Разговоры на миг стихают. Несколько голов поворачиваются в твою сторону. Глаза – любопытные, оценивающие, некоторые – с откровенным вожделением, другие – с подозрением. Твоя серебристо-черная кожа, дымчатые глаза, нездешняя грация и полупрозрачная накидка выделяют тебя даже здесь, в городе, где странность – норма. Ты чувствуешь их взгляды, как физическое касание – мимолетное любопытство, оценка возможной угрозы или добычи. Но это Сигил. Удивление здесь длится недолго. Через мгновение шум возобновляется, лишь пара глаз продолжает провожать твой путь сквозь толпу. Ты – еще одна диковинка в бесконечном калейдоскопе Города Дверей.
Ты видишь Его почти сразу. Он сидит за столиком в самом дальнем и темном углу, спиной к стене – позиция опытного бойца или того, кому есть что скрывать. Он действительно большой – широкие плечи, мощная шея, руки, лежащие на столешнице, покрыты сетью старых шрамов и свежих ссадин. Выглядит он измотанным. Глубокие морщины прорезали лоб и легли у глаз, темные круги под ними говорят о бессонных ночах. Коротко стриженные темные волосы с проседью растрепаны, щетина на подбородке отросла на несколько дней. Одежда – простая, но добротная кожаная куртка поверх темной рубахи, штаны из грубой ткани – вся в пыли и грязи дорог. Рядом со стулом к стене прислонен внушительных размеров меч в потертых ножнах.
Но главное – не внешность. Главное – аура. Та самая смесь выжигающей усталости, глухого, сдерживаемого гнева и стальной, несгибаемой цели. Она исходит от него волнами, почти зримыми для твоего восприятия. Он не просто сидит здесь – он ждет. Или выслеживает. Его взгляд тяжел, смотрит в полупустую кружку перед собой, но ты чувствуешь – он начеку, сканирует таверну, даже не поднимая головы. Пахнет не только потом и дорожной пылью. Пахнет сталью, кровью, долгой враждой и чем-то горьким, как потеря.
Любопытство, смешанное с необъяснимым резонансом, тянет тебя вперед. Ты скользишь между столами, твои движения плавны и бесшумны, как у ночного хищника. Ткань накидки едва колышется, ты словно плывешь сквозь спертый воздух таверны. Никто не пытается тебя остановить, расступаются инстинктивно, словно чувствуя твою чужеродность.
Ты останавливаешься у его стола. Тень от твоей фигуры падает на потертую столешницу.
Он поднимает голову. Медленно, словно с усилием. Его глаза – темно-серые, почти стальные, усталые, но острые, как бритва. Они встречаются с твоими дымчатыми. На мгновение в его зрачках мелькает удивление, быстро сменяющееся привычной настороженностью. Он окидывает тебя быстрым, оценивающим взглядом – от струящейся ткани до необычной кожи и глаз. Видно, что он встречал многое, но ты – явно выбиваешься из привычного ряда.
Голос у него низкий, хриплый, пропитанный усталостью и раздражением.
Ты еще что за чудо в перьях? - произносит он, не отрывая от тебя взгляда. - Мне не нужна компания.
Его слова – стена, выставленная между вами. Отказ. Предупреждение. Но в его глазах, помимо неприязни, ты улавливаешь и мимолетную искру… интереса? Или просто удивления, которое он пытается скрыть за грубостью. Эмоциональный фон вокруг него на мгновение колеблется – к усталости и гневу добавляется нотка замешательства.
Ты стоишь перед ним – воплощенная тайна, сотканная из теней и желаний. Его слова повисли в воздухе, пропитанном запахом эля и его собственной силы.
Твой ход, Фирина. Что ты ответишь? Или не ответишь вовсе?
Комментариев нет:
Отправить комментарий